Он улыбнулся и Телмахи кивнул с ответной улыбкой.
– Именно, – сказал он, провожая гостя к уголку для переговоров, устроенному около огромного окна, простирающегося от пола до самого потолка кабинета. – Конечно, – продолжил он; его улыбка после того, как они сели, стала ещё радушнее, – в Звёздном Королевстве я далеко не имею такой власти в духовных вопросах, какой вы пользуетесь в Протекторате.
– Вы могли бы быть удивлены, – с кривой усмешкой ответил Салливан. – Наша доктрина Испытания располагает к некоторому духовному инакомыслию.
– Но инакомыслие может быть хорошей вещью, пока вы учитесь обращать внимание на его истоки, – ответил Телмахи. – Нашей собственной Церкви этот урок дался нелегко. На самом деле, как я полагаю, мы начали осознавать это ещё до того, как ваши предки отбыли на Грейсон.
– Так же, как и нам, с этими сумасшедшими на Масаде, – мрачно сказал Салливан.
– У каждой веры бывают свои моменты помрачения, преподобный. – Телмахи скорбно покачал головой. – Инквизиция, исламское террористическое движение, джихад Новых Афин, ваши собственные Истинные… Когда вера переходит в фанатизм, ни у кого нет монополии на экстремизм.
– Но никакая вера не имеет и монополии на противодействие экстремизму, – ответил Салливан. – Правда, уверен, что мои собственные предшественники на Грейсоне имели проблемы с осознанием этого, учитывая монополию – он преднамеренно использовал это же слово – Церкви на духовную власть.
– Может быть, – сказал Телмахи. – Я всё же полагаю, что никто не может обвинить в этом ни вас, ни преподобного Хэнкса. Я весьма восхищён тем, как вы справились с теми огромнейшими переменами, перед которыми ваше общество оказалось после заключения союза с Звёздным Королевством.
– Вы имеете в виду, после того, как мы оказались перед целой галактикой опасных, если не полностью еретических, радикальных понятий, вроде прав женщин, – с лёгким смешком поправил его Салливан.
– Ну, я это и имел в виду. Но я слишком дипломатичен, чтобы сказать такое прямо.
Оба посмеялись. Но затем Телмахи откинулся в кресле, скрестил ноги и задумчиво посмотрел на визитёра.
– Ваша милость, я действительно в восторге от встречи с вами и вижу, что вы на самом деле впечатляющая личность, как и говорилось в отчётах Дэвидсона. Однако я знаю, что это первый случай в истории Грейсона, когда кто-либо из преподобных по какой-либо причине покинул планету. Я опубликовал все заявления для прессы и пресс-релизы и договорился о встречах с представителями наших основных религий и учений, о которых вы просили. Однако должен признать, что не был особенно удивлён, когда ваш секретариат связался с моим, чтобы предложить частную предварительную встречу между нами двумя.
– Не были? – спросил Салливан, откидываясь в кресле.
– Нет. Монсеньёр Дэвидсон, как, я уверен, вы уже обнаружили, столь же умён, сколь и очарователен. Но основании некоторых вопросов, которые вы ему задали, он сделал вывод, что вы в особенности интересовались установлением непосредственного контакта со мной. Однако он не выдвинул предположения о причине вашей заинтересованности, хотя я и смог сделать несколько собственных умозаключений.
Салливан посмотрел в окно, на пронзающие небо башни Лэндинга. Для любого грейсонца это был восхитительно чуждый пейзаж. Лэндинг был построен цивилизацией овладевшей антигравитацией, построен на планете, природа которой приветствовала человека, вместо того, чтобы попытаться дать отпор незваным пришельцам. Его здания вздымались намного выше любых грейсонских, а в пределах видимости не было ни единого купола. Одного открытого неба было достаточно, чтобы заставить нервничать любого грейсонца, особенно при виде колыхания в свежем утреннем бризе ветвей деревьев городских зелёных зон. Преподобный ощущал себя почти нагим и его рука дёрнулась, когда он подавил рефлекс потянуться за дыхательной маской, обычно висевшей у него справа на поясе. То, что уличная пыль на Мантикоре не являлась ужасным ядом, разум Салливана воспринимал намного легче, чем его чувства. И всё же, когда он смотрел на пролетающие аэрокары, пешеходов, уличные кафе, которые мог рассмотреть с того места, на котором находился, он видел почти таких же людей, как бы причудливо некоторые из них ни были одеты, каких он мог видеть и дома.
Он повернулся, чтобы ещё раз внимательно посмотреть на архиепископа и вновь увидел смесь чуждого с абсолютно знакомым. Он видел веру Телмахи и его истинное радушие, а с тех пор, как Грейсон был открыт галактике, Салливан специально погрузился в занятия сравнительным богословием. Он видел в Телмахи наследника целой череды первосвященников, тянущейся до самого начала – источника – их общей веры в Бога. И всё же духовная власть Телмахи была намного меньше его собственной. Его церковь утратила своё неоспоримое верховенство еще до того, как человек впервые покинул Старую Землю, и примирилась с этим. Она развилась, выжила и достигла звёзд наряду с великим множеством других вер и учений, которые привели бы в смущение любого грейсонца. Салливан знал, что во многих отношениях Телмахи был намного более… космополитичен, чем он сам, но было ли это силой, или слабостью? И видел ли Салливан в Телмахи будущих преподобных Грейсона?
«На то воля Божья», – сказал себе преподобный. Одним из основных элементов Нового Пути, возможно самым основным, была вера в то, что книга никогда не закрывается, никогда не кончается. Бог был бесконечен; человеческое понимание – нет. Таким образом, человеку всегда было чему учиться, Богу всегда было чему его учить и, как гласила доктрина Испытания, человеку лучше было обращать внимание на уроки, независимо от формы, в которой они могли быть преподнесены.