Но это также означало, что двести пятьдесят шесть ракет достигли дистанции атаки и сдетонировали.
Большая дистанция помогла обороне республиканцев, предоставляя им большее время слежения и большую дальность противодействия. Потенциал мантикорской РЭБ многое сделал для нейтрализации этого преимущества, однако ничто из того, что могли сделать мантикорцы, не было способно волшебным образом устранить проблемы управления огнем, свойственные стрельбе по маневрирующим кораблям на расстоянии почти трёх световых минут. Каждая из атакующих ракет первоначально была нацелена на один из НЛАКов, но даже из достигших рубежа атаки ракет треть потеряла свои исходные цели и захватили те, которые смогли обнаружить взамен.
Некоторые их них захватили тот или другой НЛАК. Другие нет.
«Уильям Т. Шерман» затрясся, когда в него ударил десяток рентгеновских лазеров. Половина из них попусту растратила свою ярость на его импеллерный клин, бортовые гравистены отразили еще полдесятка лучей, изгибая и отклоняя их. Только два действительно поразили корабль, с презрительной легкостью сокрушая его относительно лёгкую броню.
– Тяжелые повреждения в носовой части по правому борту! Гразеры Три и Пять уничтожены – на обеих установках тяжёлые потери! Пусковые Один, Три и Семь вне сети! Пробоина во внутреннем корпусе между шпангоутами Шестьдесят и Семьдесят!
Диамато слушал доклады о повреждениях, однако взор его был прикован к символам КФРХ «Жаворонок» и «Сапсан», на которые обрушилась основная тяжесть мантикорской атаки.
«Жаворонок» содрогнулся, когда в него ударили рентгеновские лучи. Ему досталась большая половина уцелевших лазерных боеголовок и крупный корабль содрогался в агонии, когда лазер за лазером впивался в его тело. Флагман дивизиона НЛАК был огромен – крупнее большинства супердредноутов – но он не был супердредноутом. Он был НЛАКом, его борта были усеяны ангарами, которые просто не могли быть так же мощно бронированы, как корпус супердредноута. Его внутренний корпус, защищающий термоядерные реакторы, ракетные погреба, системы жизнеобеспечения и другие жизненно важные системы, мог и был так же бронирован, как и на супердредноуте, но корабль испытывал недостаток в перекрывающихся слоях защиты, установленных во внешних конструкциях корабля стены.
Обшивка корпуса разлетелась. Раскалённые обломки – некоторые крупнее собственно ЛАКа – разлетались подобно искрам из какой-то чудовищной кузни. Пусковые установки противоракет и лазеры ПРО взрывались вместе со своими расчётами, а яростные шпаги лучей лазеров с накачкой взрывом врывались в корабль всё глубже и глубже.
Диамато так и не узнал точно, сколько именно ударов получил корабль, однако их было слишком много.
Весь носовой импеллерный отсек корабля взорвался в цепной реакции искрящих дуговыми разрядами накопителей. Его клин замерцал, позволяя всё новым и новым лучам лазеров прорваться и рвать и крушить, и волны энергии проносились через его системы подобно демонам.
Одна из них достигла компенсатора инерции. Тот вышел из строя и ускорение в двести с лишним g, создаваемое всё ещё действующим кормовым импеллерным кольцом убило каждого человека на борту за мгновение до того, как сломало остов корабля. Раскалённо-белая вспышка отказавших термоядерных реакторов всего лишь поставила точку в гибели корабля.
Легкий крейсер «Фантом» погиб вместе с ним, пав жертвой по меньшей мере трёх МДР, предназначавшихся более крупным кораблям, а «Сапсан» был серьёзно поврежден. Все линейные крейсера Диамато получили по меньшей мере некоторые повреждения, но «Сапсан» был поврежден намного сильнее.
– Он потерял два альфа- и пять бета-узлов кормового кольца, сэр, – доложил Цукер. – Половина ангаров правого борта вышла из строя и корабль потерял по меньшей мере тридцать процентов противоракетной защиты. Гравистена правого борта ослаблена до примерно сорока процентов нормы. Капитан Жубер сообщает об очень тяжёлых потерях.
– Спасибо, Роберт, – сказал Диамато, демонстрируя спокойствие, которого он совсем не испытывал.
Диамато оглянулся на свой главный дисплей. С гибелью Дюваля – и «Жаворонка» – вся ответственность командования только что опустилась прямо на его плечи. Он заставил себя сделать глубокий вдох. Как однажды сказала капитан Холл, всегда есть время, чтобы подумать. Может и небольшое, но некоторое время есть всегда… или вы уже так вляпались, что не имеет значения, как вы поступите.
Губы Диамато при этой мысли дернулись, и его мозг начал анализировать ситуацию.
«Шерман» был поврежден, но всё ещё боеспособен… если бы не тот незначительный факт, что он не видел ничего, с чем можно было бы сражаться, кроме ЛАКов манти, находившихся далеко-далеко за пределами его досягаемости. И хотя было очень вероятно, что ливень ракет, уничтожавших оперативную группу, был выпущен автономно развёрнутыми подвесками, иное также было совершенно возможно. Здесь прекрасно могли оказаться линейные крейсера манти – или даже несколько кораблей стены. Несколько старомодных кораблей стены, неспособных стрелять из своих бортовых установок многодвигательными ракетами, сделали бы фарш из его оставшихся кораблей, даже не сбив дыхания. А если в пределах досягаемости находится хотя бы один носитель подвесок…
Диамато увидел, как ЛАКи капитана Шнейдера снова принялись сбиваться в строй, и принял решение. Возможности республиканской сверхсветовой связи, несмотря на эревонский технический рог изобилия, всё ещё далеко отставали от мантикорских. Они были лучше, чем прежде, и обещали стать ещё лучше, однако новые хевенитские системы были массивнее своих мантикорских аналогов и их было затруднительно соединить с импеллерными узлами уже построенных кораблей. Вновь построенные корабли поступали с верфей уже с чрезвычайно улучшившимися возможностями, но старые корабли – вроде «Шермана» – оставались намного более ограниченными в сверхсветовой связи. Однако того, чем располагал Диамато, было вполне достаточно.