Любой ценой - Страница 86

Он посмотрел, приподняв одну бровь, на президента, и та кивнула в печальном согласии с анализом.

– Я ни с какой стороны не могу прокомментировать первый вопрос, – произнесла она. – Это ваша сфера компетенции – твоя и адмирала Тейсмана. Что касается конституции, наверное тут Деннис будет большим авторитетом, чем я. Я всей душой убеждена в том, что конституция, вероятно, даёт нам необходимую свободу для выполнения расследования и, если окажется, что ублюдок это сделал, обрушить на него в отместку громы и молнии. Однако это приводит нас к политическим вопросам. В особенности я чертовски беспокоюсь, что конституционный строй был восстановлен слишком недавно и действовал слишком мало времени, чтобы выдержать подобный кризис.

Ушер встретился взглядом с президентом, его сильное лицо было так мрачно, как только она когда-либо видела.

– Элоиза, я не раз рискованно играл на самом краю. Ты это знаешь. На самом деле, я абсолютно уверен, что это одна из причин, по которым ты хотела видеть меня на этой работе. Но я действительно верю в конституцию. Я верю, что единственным лекарством, единственным барьером перед всеми видами полнейшего помешательства, жертвой которых станет Республика, является прочное единодушие в вопросе абсолютной святости верховенства закона. Если мы преследуем эту цель, то, по моему мнению, более чем возможно, что мы обрушим столбы храма на наши собственные головы.

Если мы собираемся обвинить Арнольда Джанколу в том, что как я практически полностью уверен, он совершил, мы должны иметь доказательства. Не подозрения, хотя бы и глубокие. Не гипотезы, хотя бы и убедительные. Доказательства. Без доказательств Джанкола и его приверженцы – а он, как мы все знаем, имеет их во множестве – будут кричать, что мы попросту возрождаем методы госбезопасности. Стряпаем смехотворные обвинения против политического противника в качестве предлога для подавления оппозиции. Всякий, действительно тебя знающий, понял бы всю нелепость подобного обвинения, однако когда мастера манипуляций с обеих сторон займутся делом, никто вне твоего непосредственного окружения не будет в этом убежден. Это означает, что мы можем оказаться в ситуации, когда Джанкола и его единомышленники будут стремиться свалить твою администрацию на том основании, что именно они защищают конституцию от злоупотребления и манипуляций. И если он сможет произвести достаточное смятение и вызвать существенную поддержку, последствия для всего, что мы пытались достигнуть, могут быть очень и очень неприятными.

– Возможно дело даже хуже, чем ты думаешь, – несчастно заметила Причарт. – Война сейчас необыкновенно популярна. Я и не представляла, насколько сильно наше общественное мнение желает отпинать задницу манти таким же образом, каким они в прошлый раз отпинали нашу. И в настоящий момент ни у кого в конгрессе нет сомнения, что именно манти фальсифицировали дипломатическую переписку. Откуда ему взяться? Я лично подтвердила, что это так!

Итак, что произойдет, если я предстану перед конгрессом и заявлю, что в конечном итоге виновной стороной являемся мы? Представляешь себе, что я заявлю сенатскому комитету по иностранным делам, что мы возобновили войну – при горячей поддержке Сената – на основании лжи, произнесённой не манти, а нашим собственным госсекретарем?

– Совершенно не представляю, – чистосердечно признал Ушер. Абрио тоже покачала головой. Однако, выражение лица Абрио, в отличие от Ушера, ясно демонстрировало, что эта проблема находится выше её понимания.

– Прежде всего произойдёт то, – с абсолютной уверенностью сказала Ушеру Причарт, – что они откажутся в это поверить. Даже при наличии доказательств, необходимость которых ты уже отметил, потребуется время – и возможно довольно значительное – чтобы убедить большинство в конгрессе, что это действительно произошло. Это даже в том случае, если большинство конгрессменов окажутся достаточно непредубежденными, чтобы вообще рассмотреть такую возможность. Не забудь, сколько у Арнольда среди них сторонников.

И даже если конгресс примет нашу версию, мы выигрываем эту проклятую войну. По крайней мере сейчас дело выглядит именно так, и конгресс в целом абсолютно убеждён, что мы её выигрываем. Так что даже если окажется, что стрельба возобновилась из-за того, что один из наших собственных членов кабинета преднамеренно искажал, фальсифицировал и подделывал дипломатические ноты, то среди сенаторов и членов палаты представителей окажется достаточно много тех, кому это безразлично. Они будут видеть, что на этот раз белые тапочки нужны манти, и никакой ад не заставит их пожелать, чтобы мы послали Елизавете Винтон электронное письмо типа «Ой. Извиняемся за недоразумение. Давайте будем жить дружно.» В особенности, если это будет означать публичное признание вины Республики за развязывание войны. А это чертовски неизбежно, если Арнольд совершил то, что ты – мы – думаем. Ведь если мы сделаем то, что по нашему мнению произошло, достоянием публики, мы должны будем признать нашу вину, если намереваемся когда-либо убедить всю остальную Галактику в том, что мы больше не Народная Республика Хевен.

Красивое лицо Причарт вытянулось, её топазовые глаза потемнели, и Ушер медленно кивнул.

– Я знал, что это в любом случае будет бочкой дерьма, – сказал он, – хотя и не предполагал, что в действительности всё будет настолько плохо.

– Беспокоиться насчет политических последствий не твоё дело, а моё. И если ты сможешь отыскать конкретные доказательства – доказательства, которые я смогу предъявить суду, доказательства, которые я могла бы предъявить межзвёздному арбитражу, или использовать хотя бы для убеждения нашего конгресса – тогда у меня не будет иного выбора, кроме как предать эти доказательства огласке и постараться выстоять независимо от того, какие могут произойти политические, дипломатические и конституционные последствия. Если ты дашь мне доказательства, то, Богом клянусь, я так и поступлю.